Кружево - Страница 32

Девочки без особых затруднений спустились с горы. Снегопад, как всегда, глушил звуки, и они' слышали только скрип и хруст снега под собственными лыжами. Они подъехали к тому месту, где находился финиш слаломной гонки и от которого вверх уходили бежевого цвета матерчатые ограждения, терявшиеся где-то на склонах горы в белой пушистой мгле. Трасса длиной в триста ярдов, с перепадом высот в триста футов, была проложена рядом с небольшим сосняком, через каждые пять метров на ней были вкопаны в снег «ворота» с подвешенными сверху, между двух столбов, яркими полотнищами; всего таких ворот было на трассе пятьдесят. Соревнования по мужскому слалому были в этих тестах событием особой важности. Каждому спортсмену предстояло проделать спуск дважды, по основной и боковой трассам, соревнуясь не только с другими участниками, но и с самим собой: победитель определялся по сумме времени во всех заездах.

Пьер Бурсель полагал, что у него мало шансов выиграть эти соревнования, в которых участвовали семь человек, и в том числе все основные и запасные спортсмены из сборной страны. Правда, за один день до соревнований один из членов сборной сломал себе в автомобильной аварии ключицу, так что по итогам соревнования кто-то из запасных сможет войти в основной состав сборной.

Чего ждать, подумал Пьер, ощутив внезапно приступ какого-то внутреннего беспокойства; надо проехать, пока погода еще позволяет. Он поднялся на фуникулере вверх и устремился вниз по трассе. Больше всего на свете он любил бесшумно скользить на лыжах вниз по склону горы, искусно ловя равновесие и проносясь, как ястреб, над завораживающе-белой поверхностью. Это доставляло ему высшее физическое наслаждение — особенно ощущение постоянного риска и преднамеренного балансирования на грани, когда он позволял себе увеличить скорость до такого предела, за которым можно было в любое мгновение потерять контроль над лыжами. Впервые в жизни он встал на лыжи, когда был еще совсем маленьким ребенком. Однако Пьер быстро обнаружил, что только таким образом можно скрыться с глаз его очаровательной матери и толп ее потенциальных любовников, ежегодно заполнявших все фешенебельные уголки Сент-Морица. Не желая мучиться в этой толпе, Пьер обычно предпочитал становиться на лыжи и искать уединения и чистоты в белизне горных снегов, вслушиваться в неземную тишину этого мира, нарушаемую только слабым свистом снега под лыжами, когда он прорезал новую, собственную лыжню через нетронутые, девственные снега.

Пьер неважно учился в школе, и к тому времени, когда ему исполнилось тринадцать, лыжи остались у него единственным источником радости и удовлетворения. Ему нравилось слышать за спиной удивленные реплики прохожих, когда он, спустившись с гор, шел с лыжами в руках по деревенской улице: «Только сумасшедший рискнет сегодня съехать с Шарнфюртца» или «А вы обратили внимание, как быстро он спускался?!». Со временем Пьер стал замечать, что в деревнях, где его знали, на него стали указывать пальцем; мужчины, завидев его, переговаривались о чем-то вполголоса, а люди — из тех, кто интересовался лыжами, — увидев его на улице, оборачивались ему вслед.

Только его собственные мать и отец не имели ни малейшего представления о том, что их сын носился по горам, как дьяволенок.

Так продолжалось до тех пор, пока президент транснациональной корпорации, которая была спонсором юношеской команды, как-то на торжественном обеде в Цюрихе не поздравил месье Бурселя с тем, что в его семье растет будущий чемпион. Лишь только тогда отец Пьера понял, что его сын вовсе не бездарь и не лентяй, — его просто не интересуют, те предметы, которым учат в школе.

И вот теперь Пьер в безупречной манере, на умопомрачительной скорости летел вниз по Эггли, на самом пределе возможного и даже чуть-чуть заходя за этот предел. Решив немного размяться перед соревнованиями, он лихо обходил самые трудные препятствия, иногда вылетая с лыжни на целину и отклоняясь при этом назад так, чтобы носки лыж не зарывались в глубокий снег. Позади него взлетали вверх фонтаны снежных брызг, образуя сверкающий шлейф. Пьер вернулся в накатанную колею, низко присел на лыжах, прижав локти к коленям и пригнув голову, зажал палки под мышками и влетел на заключительную часть трассы — прямой и крутой спуск, , на котором лыжи надо удерживать совершенно ровно и где набирается самая большая скорость. Внутреннее беспокойство, бередившее ему душу все утро, прошло бесследно. Он ощущал сейчас лишь собственное гибкое тело, снег и опьяняющий, сверкающий на такой высоте искрами — словно шампанское — морозный воздух.

Сняв внизу лыжи, Пьер прошел немного вверх вдоль трассы, чуть в стороне от нее, стараясь запомнить по возможности ее изгибы и особенности. Участникам соревнований не полагался разминочный или тренировочный незачетный спуск. Трассу, по которой предстояло пройти в слаломе, он увидит только тогда, когда окажется уже на дистанции и помчится вниз через частокол бамбуковых шестов. Ожидая своей очереди, Пьер обычно внимательно следил за тем, кто стартовал непосредственно перед ним, стараясь по его движениям представить себе характер трассы. Необходима была предельная собранность, потому что ворота стояли через неравные интервалы, иногда очень близко друг к другу, и легко было их пропустить или влететь в одну из стоек.

Сегодняшняя трасса показалась ему не слишком трудной: два крутых участка, оба в самом начале дистанции; несколько очень резких поворотов; сразу же за одним из них шел глубокий вираж, и, чтобы его пройти, надо было предварительно успеть взять немножко в гору. Это было, пожалуй, самое скверное место на всей дистанции, здесь придется быть особенно внимательным.