Кружево - Страница 58


К оглавлению

58

— Я должен был сделать это еще вчера, — обругал себя Ги, налегая на дверь. — Она там заперта уже два дня, ни звука не доносится. Может быть, ее уже нет в живых?

К его облегчению, они внезапно услышали, как изнутри на двери снимают цепочку, потом поворачивают ключ в замке, и наконец дверь медленно открылась. Джуди стояла в одних чулках, без туфель, и в мятом платье, которое она не снимала все эти два дня. Она была смертельно бледна и выглядела так, будто находилась в каком-то оцепенении.

— Что случилось? Ты заболела? Почему ты заперлась? — задавал Ги вопрос за вопросом. Сейчас, когда он убедился, что вены у Джуди не вскрыты и она не умирает, он вдруг разозлился на нее. Все толпой зашли в комнату. Ги вытолкал консьержа и горничную обратно и захлопнул дверь. Джуди бросила на него злой взгляд и почувствовала, как по щекам у нее потекли слезы. Внезапно к ней вернулась способность плакать.

Ги обнял ее и прижал к себе. Не глядя, она на ощупь нашла на ночном столике письмо Максины и протянула его Ги. Глядя через плечо Джуди, Ги прочел и стал гладить ее по волосам, пока она немного успокоилась.

— Раздевайся и залезай в постель, — мягко сказал он. — Я спущусь к себе, ты только больше не запирайся. — Через несколько минут он вернулся с бутылкой молока и большим пузырьком одеколона. Молоко он поставил греться на утюг, предварительно установив регулятор на «шерсть».

— Я себя чувствую виноватой, ужасно виноватой в том, что все так получилось. Я не любила Ника, он меня любил, а теперь уже слишком поздно, — говорила сквозь слезы и рыдания Джуди.

— Любовь не приходит по заказу.

— Но, по-моему, я вообще никого не могу любить. Я встречалась с несколькими парнями, но я никого не могу полюбить.

— Джуди, тебе всего восемнадцать лет. И ты говорила мне когда-то, что не хочешь влюбиться во француза. Говорила, что не хочешь пока осложнять свою жизнь.

Он принялся снова гладить ее по голове и так сидел с ней до тех пор, пока — когда уже начало темнеть — она не заснула.

В темноте Ги опустил бледно-голубой конверт себе в карман. Сейчас он готов был задушить Максину. Почему она не позвонила ему?

Дважды за ночь Джуди просыпалась, вся в слезах, и тогда он снова гладил ее по волосам и утешал, пока она не засыпала. Утром он поднял телефонную трубку и твердым голосом заказал в комнату два кофе с молоком и двойную порцию булочек — к огромному удивлению горничной, привыкшей считать, что он не по этой части.

10

В первую же субботу после того, как было получено сообщение о гибели Ника, тетушка Гортензия, разговаривая с Джуди по телефону, сразу почувствовала: что-то не так.

— Малышка, ты больна? У тебя какой-то безжизненный голос. А я хотела прокатиться с тобой в Версаль.

— Спасибо большое, но я не могу, — ответила Джуди. — Я должна кое-что сделать для Ги.

Тетушка Гортензия немедленно перезвонила Ги и выяснила настоящую причину охватившей Джуди апатии. Она снова позвонила Джуди и твердо произнесла:

— Я прямо сейчас посылаю за тобой машину. Если тебе это не очень неудобно, я бы хотела на полчаса тебя увидеть. У меня есть для тебя подарок. Она положила трубку прежде, чем Джуди успела придумать какую-нибудь отговорку.

Джуди любила приезжать в старинный дом тетушки Гортензии, украшенный балконами с кружевными коваными ограждениями. Тетушка жила на Иль-де-ла-Сите, крошечном островке посреди Сены, с которого когда-то, давным-давно, начался город Париж. Но сегодня Джуди безучастно сидела на заднем сиденье «Мерседеса», пробиравшегося по мощеным улицам мимо разносчиков, тащивших большие плетеные корзины; мимо цыган, продававших резные деревянные прялки ручной работы; мимо магазинчиков, в которых торговали здесь же изготавливаемыми париками или пуговицами. А когда машина поравнялась с лавкой, в которой несколько девушек плели из фиалок, лилий и белых роз похоронные венки, Джуди опять разрыдалась.

Заходящее солнце золотило стены гостиной. Тетушка Гортензия молча протянула Джуди маленькую коробочку, обтянутую зеленым бархатом. Внутри лежало старинное ожерелье из мелкого неровного жемчуга.

— Зачем это? — спросила Джуди. — У меня сегодня не день рождения. Я не могу принять такой подарок…

— Можешь, можешь, — ответила тетушка Гортензия. — В свое время примерно в твоем возрасте я приняла его по куда более неприятной причине. Мне хочется, чтобы это ожерелье было твоим. Да и зачем оно мне теперь? Оно должно украшать молодую шею. Давай покажу, как здесь запирается замок. Если рубиновый замок тебе не нравится, можешь подобрать у Картье другой.

Джуди медленно застегнула на себе ожерелье и подошла к зеркалу. Оно было старое, в покоробившейся раме, серебристая нижняя поверхность его была местами повреждена; но и в нем было отлично видно, как прекрасен этот жемчуг.

— Почему вы мне его дарите, тетушка Гортензия?

— Ну, откровенно говоря, потому, что у тебя несчастье; потому, что ты потеряла друга; и потому, что ты мучаешься на тоскливой работе. Мне кажется, надо нам попробовать подыскать тебе другое занятие.

— Да, пожалуй. Но все конторы, по-моему, одинаковы.

— Не нужна тебе работа в конторе. На мой взгляд, тебе пришлось бы по душе место младшей продавщицы у Кристиана Диора. На эту должность как раз берут молодых. — Изумрудные глаза тетушки Гортензии засверкали от волнения. — Я не могу обещать тебе ничего определенного, сама понимаешь; но я уже поговорила с директрисой, и она готова с тобой побеседовать. Зарплата будет, конечно, ужасная — это если ты получишь работу, — потому что за такие места идет настоящая драка. Я знаю, тебе не очень по вкусу то, что делает месье Диор; но у меня именно в его салоне наибольшее — как вы это называете по-английски?

58